|
|
|
|
|
Belcanto.ru, 31.12.2014 |
Ирина Егорова-Свечникова |
|
Звёзды оперы: Йонас Кауфман
|
  |
Концерт Йонаса Кауфмана в сопровождении
великолепного пианиста Хельмута Дойча стал самым ярким событием XV
Международного зимнего фестиваля «Площадь Искусств» в Петербурге. Накануне
концерта знаменитый тенор дал эксклюзивное интервью интернет-порталу
Belcanto.ru. |
|
— Господин Кауфман, Благотворительный фонд, который оказывает
поддержку музыкальному фестивалю «Площадь Искусств», заинтересован в том,
чтобы в России имели возможность послушать самых лучших музыкантов со
всего мира и его задача — максимально расширить аудиторию. Что Вы думаете
об этом, действительно ли это так важно?
— Это прекрасная
цель, сложная и очень нужная задача. Потому что классическую музыку всегда
любили, так и должно быть дальше, и я говорю это не только как музыкант и
певец, но и просто как человек.
— Вы много гастролируете с
камерными вокальными циклами. Музыкантам они известны и близки, но широкой
публике привычней слышать то, что узнаваемо всеми – арии из опер Верди,
Пуччини, Леонкавалло. Чем Вы руководствуетесь, выбирая репертуар для своих
концертных турне?
— Это очень интересный и непростой
вопрос. Потому что есть очень много различных, интересных мне форм музыки,
и я стараюсь так составить расписание своих концертов, чтобы получилось
всего понемножку. Большую часть своего концертного времени я всё же пою
арии из опер в сопровождении оркестра. Но также исполняю и камерные циклы,
потому что они совершенно великолепны, хотя сейчас, к сожалению, слегка
недооцениваются. Поэтому только действительно очень популярные артисты
могут исполнять и то, и другое. В то время как остальные вынуждены
выступать либо с камерными циклами, либо с оперными ариями.
— Да, публика уважает Вас за то, что Вы не только прекрасный
артист, но также являетесь и просветителем, своего рода миссионером.
— Ведь это же очень интересно! Недавно я выпустил альбом с песнями из
фильмов 20—30-х годов. Там прекрасные мелодии и меня это развлекает, мне
это очень-очень нравится. Смысл – завоевать не только ту аудиторию,
которая привыкла к академической музыке, но и любую другую. И этим я
надеюсь привлечь остальную публику к классике.
— Не сложно
находить такие разные краски звучания для исполнения столь различной
музыки? Ведь одно дело итальянские оперы, совсем другое – Вагнер, или
Шуман и Шуберт? Я слышала вас в «Лоэнгрине» и «Тоске», я была на Вашем
концерте в Москве, где Вы исполняли «Зимний путь», и всё звучит совершенно
по-разному. Как Вам это удаётся?
— Я считаю, очень важно
тренировать голос, применять правильную технику, чтобы его не испортить.
Стараюсь придать своему голосу как можно больше лёгкости и рассчитывать
его напряжение, чтобы в нём не появилось резкости, которая может испортить
музыку. Но на самом деле, это не только вокальный аспект. Необходимо быть
энтузиастом своего дела, подходить к нему со всей серьёзностью и исполнять
что-то не потому, что ты это можешь, а потому, что ты этого сильно хочешь.
Это должно исходить из души, идти от самого сердца.
—
Оперные эпохи сменяли одна другую, на сцене царили примадонны. И лишь
появление Карузо на какое-то время вытеснило их с престола – на сцене
появился primouomo – первый мужчина, тенор. И, пожалуй, долгое время
престол примадонны пустовал, пока на сцену не взошла Мария Калласс. Как Вы
думаете, а что сейчас спрашивают любители и знатоки музыки, когда приходят
в оперный театр: кто сегодня тенор или кто сегодня сопрано?
— Я думаю, что это зависит от самого спектакля. Если это «Норма», то
спрашивают о сопрано, а если «Отелло», то о теноре, хотя у Дездемоны очень
красивая большая партия.
— А если это «Тоска»?
— «Тоска» — это сложно! (смеётся) Может быть, некоторые люди спросят,
кто баритон?
— Если это Брин Терфель, то да!
— Да, Брин Терфель! Я всегда особенно рад петь с Брином, поскольку он
замечательный коллега и артист. Мне очень повезло, что моя карьера дала
возможность работать с самыми великими художниками своего дела.
Действительно, когда я думаю о «Тоске», мои мысли сразу обращаются к
лондонской постановке, где моими партнерами были Анджела Георгиу и Брин
Терфель, а дирижёром — маэстро Паппано. Также я очень люблю вспоминать
оперы «Дон Карлос», «Сила судьбы» и «Лоэнгрин» в Мюнхене, где я пел с
замечательной Аней Хартерос, или, конечно, «Травиату» с Анной Нетребко. Но
это лишь некоторые из тех замечательных коллег, с которыми мне
посчастливилось петь на одной сцене, я с радостью мог бы часами
рассказывать об этом! Также я имел честь работать с такими великими
маэстро, как Антонио Паппано, Даниэль Баренбойм, Андрис Нельсонс, покойный
Клаудио Аббадо, а также ваш Валерий Гергиев, который является настоящим
вдохновителем для артистов.
Я очень рад всему этому и мне кажется
неправильным, когда в театре есть какая-то одна «звезда», а все остальные
артисты второстепенны, хотя во многих оперных театрах дело обстоит именно
так. Но даже не очень музыкально образованный зритель сам слышит разницу.
— С кем из русских оперных певиц Вам доводилось петь,
помимо Анны Нетребко?
— Со многими, позвольте мне
вспомнить … Моей Эболи в Зальцбурге была фантастическая Екатерина
Семенчук, я помню «Тоску» в Мюнхене, где работа с Татьяной Сержан была
очень захватывающей, она вдохновляла меня... Были и многие другие.
— Существуют такие понятия, как «дирижёрский» и «режиссёрский»
оперный театр. Что вы об этом думаете и, по Вашему мнению, чья роль
всё-таки главенствующая? Ведь нынешнее время принято считать эпохой
«режиссёроцентризма».
— Вы имеете в виду, кто важнее —
режиссёр или дирижёр? Это очень непростой вопрос, но если я должен сделать
выбор, то важней, всё-таки, дирижёр. Его талант, его энергия, его
персональное музыкальное видение даёт особое качество музыке. Дирижёр
находится в центре всего процесса, он принимает решения о составе
исполнителей и влияет на выбор режиссёра, который будет осуществлять
постановку. Я не говорю, что режиссёр – это неважно, но в опере всё
вытекает из музыки, которая была вдохновлена текстом, поэтому именно
дирижёр является вдохновителем всего процесса.
— А какое
Ваше отношение к современным режиссёрским экспериментам именно в оперных
театрах?
— Я уверен, что, наверное, мы не хотим видеть
оперу такой, какая она была пятьдесят лет назад. Мы изменились, время
изменилось. Даже человеческие фантазии – всё меняется. Нам требуется всё
меньше декораций, чтобы нырнуть в мир своих иллюзий — для этого немного
нужно. Поэтому я думаю, что стоит меняться, но медленно-медленно. На самом
деле, это уже произошло, а в некоторых случаях иногда принимает какие-то
странные, провокационные формы. Я уже видел много таких спектаклей, когда
не понимал, зачем нужны эксперименты, если не уважаются какие-то основные
правила классической музыки. Считаю, что будет гораздо лучше, если люди
будут уважать музыку, уважать оперу, а не работать против неё.
— Не всех талантливых музыкантов признают при жизни, но есть те,
чья гениальность была признана уже их современниками. Например, Энрико
Карузо, Франко Корелли… И уже сейчас музыковеды и истинные любители музыки
называют Вас их преемником. Готовы ли Вы принять на свои плечи груз такой
ответственности?
— Не уверен. Я делаю, что могу, выполняю
свою работу. Чем меньше слушаю эти голоса, тем лучше для меня. Потому что
концентрируюсь на том, что именно я могу сделать лучше. Но я не
единственный, слава Богу! И это действительно огромная ответственность.
Потому что наше поколение, к сожалению, не может вернуть дух оперы,
который был раньше, сто и даже ещё пятьдесят лет назад. Всё было
совершенно иначе. Потом внезапно, где-то в конце семидесятых, ситуация
изменилась. Я не хочу сказать, что опера умрёт — энтузиасты есть и их
много. Но что я не понимаю, так это почему люди покупают билет в кино,
даже не зная, про что фильм — просто идут и всё. Также и с мюзиклами: они
никогда не слышали, что это за спектакль, что это за артисты.
Что
касается оперы, на неё билеты никогда не покупаются спонтанно. Они,
во-первых, достаточно дороги и, во-вторых, существует какая-то граница, за
которой люди осознают, что они не всегда поймут и полюбят оперный театр.
Мы должны быть уверены, необходимо, чтобы люди, которые приходят в оперу,
полюбили спектакль, чтобы они получили удовольствие, и если мы этому
способствуем, я и мои коллеги на правильном пути.
— А как
Вы считаете, если люди будут лучше понимать музыку других народов, станут
ли они лучше понимать сами эти народы?
— Я уверен, что
музыка — это самый международный язык. И даже если человек не слышал
какую-то музыкальную композицию, он может почувствовать грусть, если
музыка грустная или радость, если музыка радостная. Музыка может поменять
настроение людей, уверен, что через неё можно понять культуру и менталитет
других народов.
— В одном из своих интервью Вы сказали, что
начнёте исполнять русские партии после того, как выучите русский язык. Так
когда же мы услышим Германа?
— Да, конечно, я знаю, что
Герман — потрясающая партия, а ещё я мечтаю спеть Ленского. А также есть
много произведений Чайковского и Рахманинова, которые я бы хотел
исполнить. Я говорю на языке каждой роли, которые я спел до сих пор, и
чтобы обратиться к русскому репертуару, я обязательно должен выучить
русский. Но, к сожалению, пока с русскими произведениями придётся
подождать — до тех пор, пока не смогу отдать должное вашему красивому
языку. У меня очень плотный график: на прошлой неделе была «Манон Леско» в
Мюнхене, вчера я пел концерт в Вене, завтра — концерт здесь, в Петербурге,
и в тот же вечер я улетаю в Лондон репетировать «Андре Шенье». Чтобы
выучить русский, мне нужно что-то поменять в своём расписании! Но я почти
уверен, что всё-таки это сделаю.
— У Рахманинова есть
замечательные романсы, как будто специально созданные для идеального дуэта
певца и пианиста – я имею в виду вашего гениального аккомпаниатора
Хельмута Дойча. Было бы чудесно когда-нибудь услышать их.
— Уверен, что это произойдет, потому что маэстро Дойч говорил мне ту же
самую вещь много лет! Но я хочу и ещё кое-что сказать: мое сотрудничество
и дружба с ним — один из самых драгоценных опытов в моей жизни. Это
началось ещё в годы моей учёбы в консерватории, он был и моим защитником,
и музыкальным наставником, он очень сильно повлиял на моё художественное
становление.
— Не так давно в СМИ стала появляться
информация о том, что вы собираетесь записать общий альбом с Мадонной.
Соответствует ли это действительности, и если да, то что это будет за
музыка?
— Для меня является загадкой появление такой
новости, это полная неожиданность! Но если бы поступило подобное
предложение, я бы его принял с радостью, так как это способствовало бы
привлечению новых слушателей.
— Что бы Вы могли
порекомендовать предпринять частному благотворительному фонду для
популяризации классической музыки в России и во всём мире? Есть какой-то
специальный секрет от Йонаса Кауфмана?
— Если бы я знал
секрет, я бы немедленно его использовал. Сейчас мы привлекаем всё больше
детей к слушанию классической музыки, создаём детские образовательные
музыкальные программы. Но, в общем, это достаточно сложно и какого-то
особенного секрета не существует. Самое главное здесь — это подход к
привлечению более широкой аудитории, важно дать людям возможность увидеть
и услышать всё самим, а затем, когда человек прочувствует всю энергетику и
величие классической музыки, он обязательно вернётся назад, это как
наркотик. Только узнав что-то, возможно это полюбить.
Беседовала
Ирина Егорова-Свечникова, 14 декабря 2014 года
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|